Иоанна Хмелевская - Просёлочные дороги [Окольные дороги]

— И в самом деле, — согласилась со мной Тереса. — Да я и сама не знаю, что, собственно, привлекает меня в Лебе. Можем и не ехать туда.

— Тогда давайте отправимся? — робко предложила тётя Ядя. — А если уж надо ссориться, можем это делать по дороге…

Отец обиделся на мамулю из-за пня, вещи сначала никак не умещались в лифте, потом в машине, ибо выбросить своё шестое колесо я категорически отказалась. Тётя Ядя с трудом сдерживала слезы. Она считала — все это из-за неё, так как она самая толстая. На Люцину, когда она плюхнулась на сиденье машины, вылилась бутылка молока.

Было начало июля, жара стояла невыносимая. За Модлином на шоссе стало немного свободнее, и я смогла перевести дух.

— А теперь давайте проверим, правильно ли мы едем и когда будем там, куда едем, — сказала я. — Тереса, у тебя под рукой моя сумка, вынь из неё голубой конверт. Да пошевеливайся же, недотёпа!

— Как ты со мной говоришь! — возмутилась тётя Тереса.

— Она говорит не с тобой. Просто у нашей племянницы есть привычка, когда она ведёт машину, обращаться к водителям других машин и к велосипедистам.

Я подтвердила слова тётки:

— И в самом деле, тащится как черепаха. Ну что, достала конверт?

Как всегда в поездках, мамуля, сидящая рядом со мной, держала на коленях раскрытую карту автомобильных дорог Польши.

— А что тут проверять? — удивилась она. — Ведь договорились же — едем в Сопот. И будем там сегодня. Шоссе вроде правильное, на столбике та же цифра, что и тут, на карте.

— Конверт я достала, — ответила мне Тереса. — И что дальше?

Ей ответила Люцина:

— А дальше совсем не обязательно бить меня по уху, хватит того, что ты упёрлась мне локтем в ребро.

— Тесновато тут. И никуда я не заехала, не придирайся. И что, я так и буду всю дорогу держать этот конверт?

— Нет. Достань из него блокнот. Там записано, где и что именно заказал нам отец на первые дни. Узнаем, сколько времени останется у нас для моря и когда надо двигаться в Чешин.

— А так мы этого не знаем?

— Не знаем, конечно. Ведь пока в этом не было нужды. Сегодня в Оливе будем, это ясно, но надо распланировать завтрашний день.

Тереса достала блокнот, но оказалось, что без очков она закорючек отца не прочтёт. Очки её были в несессере, а тот в багажнике машины. Люцинины очки были в молоке, надо было вымыть их и ещё кое-что. К такому выводу пришла тётя Ядя, заглянув в сумку Люцины.

— Неплохо было бы остановиться где-нибудь у речки, — сказала она. — Или в деревне, у колодца.

— Лучше в деревне, — откликнулась мамуля. — Молока купим. Половина пролилась, нам не хватит.

— Пролилось все, — уточнила Люцина.

— А вот и нет. У меня ещё в термосе есть. Но все равно не хватит.

Я с грустью подумала — слишком рано сворачиваю на млечный путь. По опыту прежних поездок знала, что без молока они никак не обойдутся, цистерны не хватит. А если выбирать из двух зол меньшее, то уж лучше попытаться купить молоко в деревне, чем запасаться им в так называемых кафе-молочных провинциальных городков. Итак, я покорилась своей участи и со вздохом попросила мамулю:

— Посмотри-ка на карту. Кажется, от Млавы просёлочными дорогами можно проехать прямо к Мальборку. По дороге будут деревни. Посмотри, надо знать, что высматривать на дорожных указателях.

Мамуля изучила карту и вскоре произнесла:

— Прабуты.

— Прабуты под Млавой?!

— Нет, под Мальборком.

— А мне ведь надо знать, на что нацелиться сейчас, ещё у Млавы!

— Как на что? Нацелься сразу на Гданьск.

Не хотелось останавливать машину, чтобы заняться самой изучением карты. Пришлось нажать на мамулю и вскоре удалось выдавить из неё информацию, что ехать надо через Журомин и Дзялдово. Потом дороги разойдутся, на Журомин пойдёт влево, на Дзялдово вправо.

— А мне казалось — через Дзялдово едут на поезде, а не на машине, — вставила своё замечание тётя Ядя, но её перебила Тереса:

— Я вырвала из блокнота нужную страничку, а она куда-то подевалась… Люцина, ты села на неё! Нет, не села, ещё хуже! Убери свои копыта, перестань топтать несчастную бумажку, на ней и без того трудно разобрать написанное!

Из всех пассажирок только у одной мамули были под рукой очки, поэтому истоптанную страничку вручили ей.

— Двенадцать тридцать семь, — бодро прочитала мамуля. — До девятнадцати у блошки…

И оборвала фразу, поняв — тут что-то не так.

— Посмотри, что на обратной стороне, — посоветовала Люцина. — Тут какой-то шифр.

Мамуля послушно перевернула листок бумаги и прочла:

— Страх хреновый…

— Ну вот, опять! — возмутилась Тереса. — Теперь ты, в твои-то годы, выражаешься! Смотрю, без меня вы тут совсем распустились.

Пришлось отвести глаза от дороги и самой взглянуть на запись.

— Страховицкий из Хшановой, по его звонку заказан нам ночлег. Это половина записи. Посмотри на той стороне.

— Там только девятнадцать блошки? — спросила Люцина, так как мамуля не торопилась с ответом.

— Надо говорить «девятнадцать блошек», а не «девятнадцать блошки», — поучительно заметила Тереса. — Неужели я должна учить вас правильно говорить по-польски? Блошки может быть максимум три.

— Четыре, — поправила её тётя Ядя. Опыт работы главбухом помог ей моментально вычислить эту возможность. — Может быть «четыре блошки».

— МОГУТ быть четыре блошки, — в свою очередь поправила её Люцина.

— Могут, — согласилась покладистая тётя Ядя. — Могут. Теперь мы уже знаем все? Можно ехать спокойно?

— Нет, — возразила я. — Мамуля не все прочитала, там ещё много чего написано.

— Откуда вы вообще взяли блошек? — удивилась мамуля, вглядываясь в каракули отца. — Да, тут и в самом деле ещё что-то написано. Только никак не разобрать. Сви… Све…

— Свебодзице! — нетерпеливо подсказала я.

— Правильно, Свебодзице. Нет, никак не разберу. Тут отдельные буквы, обрывки слов. Неужели твой отец не мог записать нормально?

— Информацию ему передали по телефону, он при мне её записывал, писать пришлось на чем-то мягком, вот и вышли каракули. Ничего, ты попытайся расшифровать обрывки его записей, я догадаюсь, он при мне повторял вслух то, что говорили по телефону.

— Попробую. Уль партизан… шестнадцать… проход… рожа… берёзова два… право… кр… армия… ключ.

— Где? — выкрикнула Люцина, с горящими глазами слушавшая всю эту белиберду.

— Что «где»? — удивилась мамуля.

— Где ключ к этому шифру? Мамуля явно была сбита с толку.

— А я откуда знаю?

— Но там же написано — «ключ»!

— Никакой это не шифр! — утихомирила я своих пассажирок. — Все просто и понятно.

— Ты шутишь? Что тебе понятно?

— Ночёвка нам обеспечена в Свебодзицах с двенадцатого на тринадцатое июля, до девятнадцати мы должны забрать ключ от комнаты для приезжих у сторожа шоколадной фабрики но адресу: улица Партизан шестнадцать. А комната для приезжих находится на улице Берёзовой, от улицы Красной Армии вправо. Понятия не имею, где это, в Свебодзицах я была раз в жизни проездом. В проходной у сторожа будет ждать нас человек с ключом по фамилии… как его… прочитай ещё раз!

— Нет тут никакого человека, — ответила мамуля, внимательно ещё раз изучив записи отца.

— А что есть?

— Ну та самая блошка.

— Случайно не с большой буквы?

— Вроде с большой.

— Значит, это пан или пани Блошка, вот у кого будет наш ключ! И давайте постараемся запомнить фамилию, чтобы не перепутать. А то начнём спрашивать пана Таракана и обидим человека. Запомнили? А ты, мамуля, попытайся найти Свебодзице, надо рассчитать так, чтобы быть там в половине двенадцатого. А от Свебодзиц до Чешина уже недалеко.

Дискуссию на тему «Имеет ли вообще смысл ехать в Свебодзице» я подавила в самом зародыше.

— Ведь ты собиралась побывать на Западных Землях, — сказала я Тересе. — Там ты действительно ни разу не была. Вот удобный случай подворачивается — доезжаем до моря и устремляемся сразу сверху вниз, с севера на юг. Одним махом ты разделаешься с Западными Землями. Для этого утром двенадцатого нам надо выехать из… ну из этого самого под Щецином… Люцина, как его?..

— Любятова под Пыжицами.

— Пусть будет под Пыжицами. Сегодня у нас что? Третье июля? Прекрасно, значит, до одиннадцатого, целых восемь дней, можете делать что угодно, а одиннадцатого мы останавливаемся в Пыжицах.

— Нет, в Любятове.

— Хорошо, в Любятове. А до тех пор можете делать что хотите, готова выполнить любую вашу блажь, любую прихоть…

Мамуля не замедлила воспользоваться позволением и тут же проявила блажь, потребовала немедленно свернуть в деревню за молоком. Ну вот, начинается мой крёстный млечный путь! Естественно, она тут же забыла о своих обязанностях штурмана, переключившись на молоко, и я совсем напрасно проскочила на Оструду. Оттуда на Илаву пришлось добираться по дорогам четвёртого класса — через луга и поля, по рытвинам и ухабам.